Эксперты РАЭК и РОЦИТ прокомментировали Закон “О едином цифровом регистре граждан”

Вопросов здесь множество. В 2013 году было выявлено 11 тысяч преступлений с использованием информационных технологий. В 2014 году – 44 тысячи. В 2016 году – 66 тысяч. В 2018 – уже 174 600 преступлений. За весь 2019 год – уже 294 409 преступлений.

И вот, пожалуйста, только за январь-март этого года зарегистрировано уже 101 537 преступлений. То есть каждое пятое преступление – это киберпреступление. Любое движение к еще большей цифровизации нашей жизни невольно вызывает обеспокоенность. И обеспокоенность, прежде всего, уровнем нашей безопасности.

Я не могу сказать, что сейчас мы живем в некоем уединенном мире, и потому глупо сопротивляться каким-либо попыткам сбора цифровых данных: сложившаяся сейчас ситуация говорит о том, что мы испытываем явную недостаточность правоприменительных механизмов в области защиты персональных данных, других охраняемых законом цифровых данных в текущей цифровой реальности.

То есть если так сравнить, это все равно, что сто лет назад, в эпоху Гражданской войны, сказать, что мы теперь живем в пост-безопасностном мире. Как известно, тогда по всей линии фронта жизнь человека ценилась в копейку. Та же самая ситуация и сейчас. Широкий оборот сохраняемых законом данных в нарушение законных интересов граждан и организаций готовит только о том, что сейчас принимаются недостаточные меры для охраны давно существующего и закрепленного в национальном и международном праве права на приватность.

Большинство данных, по тексту законопроекта, предполагается содержать в новом регистре в виде идентификатора.

Видимо, под ними и подразумеваются ключи. Непосредственно в регистре в форме сведений предполагается хранить, собственно, установочные данные на человека. Все остальные данные должны запрашиваться из соответствующих, уже созданных и функционирующих, систем – системы МВД, системы Пенсионного фонда, системы ФНС и так далее. Если говорить о риске утечки, то он увеличивается незначительно, потому что так или иначе будет осуществляться обращение к другим базам данных, это обращение логируется.

У нас уже давным-давно существует система межведомственного взаимодействия – СМЭВ, которая упоминается и в данном законопроекте.

Ничто не мешает базам данных общаться между собой. При том, что в законопроекте в регистре предполагается хранить собственно данные в объеме, ну, в общем-то, паспортного стола, в связи с этим у меня возникает технический вопрос – почему нельзя отталкиваться, собственно, от базы данных МВД, и пристроить к ней соответствующие идентификаторы. Почему проект выглядит как дублирование базы данных паспортного стола под администрированием ФНС?

Централизация – это когда все лежит в одной базе. А здесь мы, все же, разделяем, в том числе административными мерами, те данные, которые хранятся. И у нас в одном месте не могут стекаться все данные о человеке.

Тот, кто должен иметь доступ к определенной информации, будет ее иметь. А в идеале он еще и не должен знать, что это за человек. К примеру, когда запрашивают у Пенсионного фонда историю пенсионных накоплений по ключу, он вообще не должен знать, о каком человеке ее запрашивают. Это, наоборот, повышает надежность. И, в том числе, защищает от утечек данных, при правильной реализации. Когда у нас полностью все перейдет на электронную форму, клиент на тех же Госуслугах на своем мобильном устройстве будет подтверждать, что да, он дал распоряжение на запрос информации, и информация будет отдаваться.

Поэтому, во-первых, нужно распространить на все законодательство понятие «электронных записей», чтобы человеку было чем оперировать, например, в суде, когда человек говорит, что его электронную запись изменили неправомерно.

В данном законопроекте предполагается, что любое изменение записи подтверждается ключом. При этом параллельно выстраивается сейчас система новая – электронных подписей. Соответственно, любое действие в системе можно проверить и отследить – кто и как его изменял. При этом, разумеется, все эти данные должны копироваться в несколько мест и архивироваться соответствующим образом, чтобы к ним можно было получить доступ в случае, если пойдет что-то не так. Риски, безусловно, сохраняются, но они становятся значительно меньше.

Конечно, сопротивляться самому факту появления такого регистра в наш цифровой век вряд ли перспективно.

Информация о каждом из нас и так полностью доступна неограниченному количеству заинтересованных лиц. Ну, например, полный доступ к нашей информации есть у сотрудников Многофункциональных центров. Другое дело, пока законодательство не определит все наши взаимоотношения и права в цифровом мире, каждый из нас будет в уязвленном положении. Только подумайте, какой информационный след мы оставляем своими смартфонами, картами, автомобилями. Мы сами, не глядя, подписываем соглашения на хранение и обработку наших персональных данных при получении скидочных карточек, при получении банковских услуг или использовании мобильных телефонов. Однако все ли действия с нашими данными определены законами? Я думаю, вряд ли. Поэтому закон нужно было принимать. И принимать другие законы тоже нужно: нет законов – больше беспорядка. Но скажу по собственному опыту работы в Госдуме: чаще всего инициатор сопротивления попытке навести порядок в той или иной сфере – это те, кто непосредственно пользуются существующим беспорядком. Но вот как будет этот закон исполняться, другой вопрос. Самый действенный способ это проверить – это гражданский или общественный контроль. Только как он может быть реализован в цифровой среде, вопрос, на который я пока не могу получить ответа.